В АСТРАЛЕ ВЕКОВ КНИГА ВТОРАЯ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ Второй день бушевала непогода, тяжелые струи дождя монотонно стучали по асфальту, крышам домов, оконным стеклам. На небе – сплошные свинцовые тучи без проблеска, без надежды на возрождение светлого дня. «Господи, какая же серость и за окном и… в моей душе!» - мысленно повторял Евгений Муромцев. Он перевел взгляд на громоздкий шкаф, на стол, где лежал обрывок прошлого - большой лист бумаги с несколькими скудными, политыми слезами строками: «Я ухожу! Я должна уйти, поскольку лишняя и в твоем доме, и в твоем сердце. Ты по-прежнему думаешь о НЕЙ! Знаешь, Евгений, иногда мне кажется, что ты и впрямь болен. ЕЕ не существует, ОНА – плод твоей фантазии. Но нельзя влюбиться в фантазию, это путь к гибели. Не ищи меня, я не вернусь!» Нина ушла, не оставив даже подписи, словно не было у них года совместной жизни. А ведь и в самом деле не было. «Я не бегал за фантазией. Фантазия – то, что именовалось у нас семейным счастьем!» Нельзя было назвать их жизнь адом, это, пожалуй, нечто худшее: апатия и безразличие Евгения к несчастной девушке. Он не побежит по городу искать Нину, свою законную жену. Зачем тиранить ее и себя, высекать искры из кремния в бесплодной попытке разжечь костер, которому не гореть никогда? Нина изумительная, добрая, отзывчивая, дай Бог ей найти настоящую любовь. Муромцев и не заметил, как скомкал письмо и начал механически рвать его. Когда спохватился, оказалось, что остались жалкие обрывки. На мгновение его охватило отчаяние! Разорвать последнее, что связывало его с Ниной… Что это? Внезапно вспыхнувшая любовь к ней? Жалость? Страх потерять стабильное прошлое? Первое можно отринуть сразу, он никогда не полюбит Нину!.. И о жалости нужно забыть, как бы то бессердечно ни выглядело. Именно сейчас у Нины появляется шанс найти настоящее счастье. Остается стабильность… В чем она? В серых буднях, которые накинули на Евгения свою сеть? Сколько раз Муромцев ощущал, как эта сеть больно впивается в его тело, впивается так, что хочется кричать. Он кричал, но никто не слышал! Вокруг лишь равнодушие, насмешки или укоризненные возгласы: «Ненужные фантазии приводят к крушению традиций, а за этим неизбежно наступает хаос. Вам мало хаоса в России?» «Причем здесь крушение традиций? Причем здесь хаос?» Всего мгновение он воспоминал Нину, потом отрешенно смахнул в мусорную корзину обрывки разорванного письма. А дождь за окном хлестал и хлестал, не давая городу передышки! Беспросветность природы соединялась с беспросветностью души Евгения, и в результате этого соединения возникала черная дыра, перемалывающая все живое. В полном изнеможении Муромцев упал на кровать… Он не мог осознать, как прожил этот год в мнимом счастье, ничего не зная о той, единственной, которую любил и, возможно, потерял навсегда. Ксения не просто исчезла, она увела с собой свой необыкновенный мир. И теперь ненавистная обыденность истязала Евгения плетью, язвительно вопрошая: «Куда ты денешься?» Все вокруг померкло, исчезли даже малейшие проблески света, тяжесть наваливалась на грудь, мысли путались, сбивались, от них оставались какие-то обрывки. Евгений чувствовал, что черная дыра полностью растворяет его в себе. …Он очнулся от странного звона. Сначала не понял, где звенит и почему? Возможно, это отзвуки бесконечного горя в его голове. Однако звонили в его квартиру. Первым желанием Евгения было не открывать, он никого не ждал. Пусть все оставят его в покое, но неожиданно для самого себя закричал: - Подождите! Я сейчас! Муромцев с трудом поднялся, тяжелой походкой подошел к двери. Зеркало в прихожей отразило его белое, точно мел, небритое лицо, взъерошенные волосы. «Хорош, нечего сказать!» - Я сейчас, - повторил он. – Эй, вы еще там? - Да, да, - последовал ответ. - А кто вам нужен? - Профессор Евгений Николаевич Муромцев здесь живет? - Здесь. Муромцев немного привел себя в порядок и приоткрыл дверь. Перед ним стоял мужчина лет сорока или около того, невысокий, плотный, с копной зачесанных назад светлых волос, открывавших приятное, немного округлое лицо. Если что и могло насторожить в незнакомце, так это его глаза, в которых сменяли друг друга любопытство, неуверенность в себе и… страх. - Я Евгений Николаевич. - Да? - А что вас удивляет? - Вы слишком молоды для известного ученого, – незнакомец говорил быстро, немного сбивчиво и постоянно крутил пуговицу на пиджаке. Зонта при нем не было, а костюм казался сухим. Это при таком-то дожде?.. Евгений невольно повернулся в сторону окна. Оказывается, ливень закончился. - С кем имею честь? – спросил Муромцев. - Алешин Виктор Анатольевич. - Мы ведь раньше не встречались? - Нет. Но дело у меня крайне важное. - Проходите. Муромцев провел незнакомца в комнату, предложил сесть: - Чай? Кофе? Или что покрепче? - Кофе. Пока Евгений готовил кофе, гость с интересом оглядывал комнату, единственным и главным достоянием которой являлись заставленные книгами стеллажи. Хозяин заметил, что нервозность Алешина не только не прошла, а увеличилась, и он крутил несчастную пуговицу с каким-то остервенением. - Угощайтесь. Вот тут у меня печенье… Извините, его уже нет. Жена обычно покупала разные сласти. Но она оставила меня. - Вот как? - Сегодня часа в три я пришел домой, а ее уже не было. Только записка, где она прощалась со мной… - Сочувствую. - Не надо. Мы давно жили в разных мирах. Виноват я! Так и не смог сделать ее счастливой, - Евгений и сам не мог понять, почему разоткровенничался с незнакомцем, но хотелось выговориться. - Скажите, дождь закончился давно? Лицо Алешина удивленно вытянулось: - Дождь? - Когда я задремал, шел ливень. - Дождь закончился еще вчера. - А какой сегодня день? - Пятница. Шестнадцатое. «Так я отключился на целые сутки!» - Вам нехорошо? – поинтересовался Виктор Анатольевич. - Нехорошо? - Вы бледны и… вообще. Может, я зайду в другой раз? - Я здоров! – сухо произнес Муромцев. – И слушаю вас. Гость снова занервничал, несчастная пуговица готова была оторваться. Чувствовалось, что Алешин не знал, с чего начать. Теперь заволновался и Муромцев: «Что же ему от меня нужно?» Алешин собрался с мыслями и неожиданно спросил: - Помните Маяковского?.. Муромцев ожидал всего чего угодно, но только не этого? Гость пришел поговорить с ним о поэзии? - …его раннюю поэму «Облако в штанах»? - Причем здесь «Облако в штанах»? - Конечно же, ни причем. Но как она начинается? Муромцев потер лоб, стараясь припомнить. - Я подскажу, Евгений Николаевич: «Думаете, это бредит малярия? Это было…» - Будете читать мне Маяковского? - Прошу вас, не иронизируйте, мне не до смеха! Я постоянно вспоминаю эти строки, потому что то, что произошло со мной, действительно покажется бредом. Но это было! Алешин вскочил, несколько раз прошелся из угла в угол, срывающимся голосом проговорил: - Любой здравомыслящий человек, если рассказать ему такое, покрутит пальцем у виска. Думаю, меня скоро изолируют от нормального мира… - Не волнуйтесь, я тоже немножко ненормальный, - успокоил его Муромцев, но Алешин будто бы и не слышал его. - А нужно ли что-то доказывать? Нужно ли вообще вспоминать этот кошмар? Иногда мне кажется, будто я и впрямь бредил, точно заклятый наркоман. Или спал и видел чудовищный сон… - Расскажите обо всем по порядку. - Да, да… Как я любил Наташу! Никогда и никого я так уже не полюблю. Ее смех, чем-то напоминающий смех ребенка, без конца звучит в моих ушах. Кажется, что вместе с ним начинают звенеть и мои чувства… Господи, ведь я больше не услышу этот смех! - Как я вас понимаю, - вздохнул Муромцев, ему точно также хотелось кричать о своей любви к Ксении. - …Закрываю глаза, и опять вижу ее - маленькую, темноволосую девушку с острым носиком, зеленоватыми глазами, то вспыхивающими удивительной добротой, то загорающимися легким лукавством. Вижу ее ласковую, но иногда резковатую, ранимую и импульсивную… Вы не представляете, сколько разных качеств соединились в той, которая сковала меня цепью любви… Внезапно гость Муромцева прервался и смущенно пробормотал: - Простите. Я постараюсь объяснить цель моего прихода. Мне сорок два года, я работаю оператором на одном из телеканалов. Ничего примечательного в жизни моей не было, как говорится: жил-не тужил, звезд с неба не хватал. Долго ходил в холостяках, заводил легкие романчики. И так продолжалось до тех пор, пока не встретил Наташу. Она была еще молода: всего двадцать шесть, работала переводчицей в одном из наших крупных издательств. Первоначальный интерес Муромцева сменился раздражением. Какое ему дело до неизвестной переводчицы! Алешин это почувствовал: - Я вынужден начинать издалека, иначе не смогу объяснить главного… - Хорошо, продолжайте, - со скучающим видом произнес Евгений. - Вам знакомо имя Ксении Лопухиной-Снежанской? - Как вы сказали?! – вскричал Муромцев. – Откуда вы знаете о ней? - Все правильно! – простонал в ответ Виктор Анатольевич. – Лишнее доказательство, что это не сон и не сумасшествие!.. - Послушайте?.. - Уважаемый Евгений Николаевич, вы послушайте меня! – Алешин так сильно дернул за пуговицу, что, наконец, оторвал ее и безо всякого сожаления сунул в карман. Муромцев послушно закивал, магическое имя «Ксения Лопухина-Снежанская» заставило его жадно внимать каждому слову незнакомца. - Итак, наш последний вечер с Наташей… Каждая деталь его кровью вписана в мое сердце. Небольшое кафе в центре Москвы, недалеко от метро «Октябрьская». Наташа почему-то была грустна, и я полушутя спросил: - Скучно со стариком? - Опять за свое! Надоели твои комплексы насчет возраста! - Но ты грустишь. Наташа опустила взгляд в тарелку, поковыряла ложкой недоеденный пудинг. - Проблемы на работе? – спросил я. - Нет, на работе все нормально. Мне дали для перевода статью какого-то нобелевского лауреата. Между прочим, шеф сказал, что я лучший переводчик в отделе. Вот так!.. – она показала мне язык. Меня охватили прежние сомнения: Наташа, словно цветущая весна, шагает по миру и только-только приближается к первым дням лета, я же - убегающий в осень август, где вспышки яркого солнца и череда теплых дней – обман для легковерных. Она безмерно радуется жизни, каждую свободную минуту несется по каким-нибудь концертам, выставкам, презентациям, для меня же такие походы становятся тяжелым испытанием. Насколько долгим будет наш союз? Мы оба замолчали, каждый думал о своем. Наташа первой нарушила паузу: - Извини, мой милый старичок, я веду себя некультурно. Я лишь вздохнул, чем рассмешил ее. - Теперь понятно, почему ты не решаешься сделать мне предложение. Боишься, что милой женушке придется вскорости возить тебя в колясочке. - Такая перспектива не радует? - Нет! Я, пожалуй, завезу тебя в лес и оставлю злым хищникам на съедение. - О, ужас! Наташа наконец-то засмеялась, только смех оказался натянутым. Через минуту она вновь стала грустна и рассеянна… Алешин прервался, пересохло во рту. Евгений предложил ему еще кофе, гость, сделав глоток-другой, продолжал: - Я решил взбодрить Наташу продолжением шутливого диалога: - Тебе не придется вести меня хищникам на съедение. Мы будем жить долго и счастливо. - Может быть… - Что значит «может быть»? - Знаешь старую поговорку: если хочешь рассмешить Господа, расскажи ему о своих планах. И только тут я заметил, как на лице Наташи промелькнул испуг. Или мне это показалось?.. - Дорогая, - я взял ее за руку. – Что стряслось? Кто тебя обидел? - У меня все нормально! - Ты мне не доверяешь? - Пойдем отсюда. Я не стал спорить с ней, расплатился по счету, и мы покинули кафе. Было уже темно, когда мы подходили к машине. Наташа взглянула на небо, где одиноко и грустно сиял месяц, и почему-то болезненно поежилась. - Отвези меня домой, - попросила она. Обычно, мчась по улицам Москвы, мы без конца болтали и смеялись. Теперь все было по-другому, Наташа продолжала молчать, и я ощущал, что ее молчание – убежище от чего-то неприятного, гнетущего. Но вот она задала мне странный и мрачный вопрос: - Как ты думаешь, что такое смерть? Жизнелюбивая, цветущая, как бутон розы, Наташа и вдруг говорит о смерти?.. Тревожно екнуло сердце. Но внешне я опять постарался все обратить в юмор: - Собралась умирать? Не рановато ли? - Разве смерть не забирает молодых? Я чуть не врезался в ехавшую впереди машину. - Такие шутки… - Я не шучу, - тихо ответила Наташа. По моей коже точно провели лезвием бритвы, я с трудом выдавил из себя: - Дорогая, ты больна? - Нет. - Может быть, проблемы с криминалом? - Не глупи. - Тогда в чем дело!? Некоторое время она собиралась с мыслями, потом решилась: - Я не знаю… Я чувствую… О, Господи, что я несу! - Наташа?!.. - Не перебивай! Уже некоторое время меня преследует странное ощущение близкой смерти. Сначала я гнала свои страхи, но они становились сильней, навязчивей! Иногда я слышу голос, который говорит мне: «Ты скоро уйдешь отсюда. Время истекает, закончи дела, которые не успела закончить…» А вчера тот же голос сказал: «Скоро, уже очень скоро…» Наташа глядела на пылающую неоновыми огнями улицу, и глаза ее наполнились слезами, будто она уже прощалась с шумными толпами, с бьющими фонтанами, с бесконечной, безумной рекламой, прощалась с Москвой – заманчивой и равнодушной. Иногда она пыталась посмотреть в мою сторону, но тут же отводила взгляд. А я искал слова успокоения. Как можно верить в предрекающие смерть таинственные голоса? - Наташа, - произнес я как можно мягче. - Тебе надо сходить к врачу, такое состояние бывает от усталости, стрессов. Мы как раз остановились возле ее дома, однако Наташа не думала выходить. Она оставалась в машине отрешенная от всего. - Наташа!.. – я говорил, как строгий папочка, требующий от дочери безусловного послушания. – Завтра же сходи к врачу. - Постараюсь. - Не постараюсь, а сходи обязательно! - Ладно. - Не слышу утвердительных нот в твоем голосе. Оставайся сегодня у меня, не хочется быть одной. Больше всего на свете я любил проводить вечера у Наташи! Обычно все начиналось с легкого ужина, после которого мы бросались в постель и занимались любовью исступленно, порой до самого утра. На сон у нас оставались два или три часа, а потом противно трещал будильник… И тогда мы, пленники секса, проклинали наступающий день с его делами и заботами! Снова торопили ночь, время новых волшебных красок нашей любви. Но в ту ночь я не смог остаться у Наташи, рано утром у меня начиналась очень важная съемка… - Ты знаешь, я должен выспаться, а с тобой это никак не смогу. Шеф поручил мне… - Знаю, - вздохнула Наташа и вышла. - До завтра. - До завтра, - сказала она. Если бы я не был так близорук, если бы воспринял ее слова о близкой смерти всерьез! Но я развернулся и уехал. «Сейчас она придет домой, успокоится», - повторял я себе, растворяясь в ночи московских улиц… После я узнал, что Наташа не дошла до своей квартиры!.. - Что случилось? - На нее напали… Обычные отморозки, которым не было восемнадцати! Следователи рассказывали, что она пробовала защищаться, однако все произошло слишком быстро… Сволочи проткнули ей сонную артерию. - Сочувствую, - сказал Евгений и в тоже время напрягся, понимая: главное в рассказе гостя впереди. - Эта трагедия, Евгений Николаевич, случилась полгода назад. Сказать, что я горевал, страдал, мучился – не сказать ничего. Человечество не придумало должных слов, которыми можно описать потерю любимой. - Согласен, - мрачно кивнул Муромцев. - В моей голове не укладывалось, что Наташи больше нет, я думал, что это проклятый сон, который когда-нибудь закончится. Я видел Наташу в любой проходящей мимо меня девушке, а если находилась хоть чуточку похожая на нее, то с трудом сдерживался, чтобы не побежать вслед. И на работе дела полностью разладились, в конце концов мне предложили уйти по собственному желанию. Я даже не думал, куда податься в условиях дефицита рабочих мест по моей специальности и только проедал остатки скудных средств. Чем я занимался? Ничем! Утром, днем, вечером вел бесконечные разговоры с Наташей, умолял ее вернуться, а потом изливал проклятия на собственную глупость. Почему я не пошел тогда к ней? Почему не прислушался к интуиции любимой? Самым горячим желанием было вернуть тот наш последний, страшный вечер. Я бы спас ее! Она бы осталась жива! «Наташа, вернись ко мне!» Нет, она не услышит! Нас разделяет преграда, преодолеть которую невозможно ни сейчас, ни в будущем. - Подхожу к последней, главной части повествования. Это произошло ровно две недели назад. Обычный безрадостный день, сменившийся таким же тяжелым вечером. Снова и снова я вспоминал Наташу… Все-таки странно, что она предчувствовала смерть, слышала голос, предупредивший, что время ее истекает. Я никогда не являлся мистиком, воспитывался в атеистической семье, где духовный материализм был доведен до абсолюта. Помню, как подтрунивал над лекциями одного моего университетского профессора, утверждавшего, что между двумя мирами – реальным и ирреальным – связь тоньше самой тончайшей нити. «Ничего себе, - рассмеялся тогда я, - выходит, легким движением руки можно открыть заветную дверь, путешествовать по разным измерениям. Прекрасно! Отправляюсь в путь сию же минуту!» «Не обольщайтесь, молодой человек, - ответил профессор, - для подавляющего большинства людей заветная дверь захлопнута навсегда, но только невежда может сказать: раз я там не был, значит, этого нет!»… Но я отвлекся, а вот еще одной важной вещи не сказал. Я ничего не сообщил следователям о трагических предчувствиях Наташи. - Понимаю… - Да, Евгений Николаевич! Меня могли посчитать, мягко говоря, чудаком. И потом имеют ли теперь значение ее предчувствия! Итак, часы уже отстучали полночь, а я продолжал сидеть в любимом кожаном кресле, бездумно рассматривая окутанную полумраком комнату, ощущая холод от безмолвия и равнодушия некогда родных стен. Как обычно, завел мысленной разговор с Наташей, представил, что она сидит напротив, за большим столом, глаза смотрят приветливо и грустно: - Здравствуй, - сказал я. – Ты пришла! Полупрозрачная фигура закивала. Я понимал, что это лишь игра воображения, однако сердце радостно сжалось: мы опять вместе, пусть даже это единение только в моих мечтах. - Хочешь знать, как я жил без тебя? Очень, очень плохо! Наташа вновь закивала, мол, ей это известно. Я продолжал любоваться потерянной красотой; полупрозрачная фигура все более превращалась для меня в существо реальное: губ коснулась улыбка, точно у живой Наташи. И тут… от ужаса онемели конечности: я понял, что существо напротив ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАХОДИТСЯ В МОЕЙ КОМНАТЕ… Алешина передернуло от воспоминаний. Муромцев впился в него взглядом, беззвучно повторяя: - Дальше!.. ГЛАВА ВТОРАЯ ПРОЩАЛЬНЫЙ ТАНЕЦ … - Постепенно я начал приходить в себя, несколько раз повторил: «Этого быть не может». Непослушными пальцами протер глаза…Наташа не исчезала, а опять улыбнулась. И вот тогда ваш покорный слуга, еще недавно убежденный атеист, произнес: «Господи, спаси и помилуй!» Да, я готов был отдать все, чтобы снова увидеть любимую. Но кто послал эту женщину, непонятно каким образом оказавшуюся в моей комнате? Может быть, ад? Вылитая Наташа! Если предположить, что она не умерла, что вместо нее похоронили другую девушку? Невозможно! Я сам был на опознании… Кто передо мной? Кто?!.. Ее сестра-близнец? Наташа никогда не рассказывала, что у нее есть сестра. И даже сестры имеют отличие, а здесь!.. До боли знакомый наклон головы. Она?! Я обратил внимание, что прозрачная оболочка девушки продолжает твердеть. И вот мне протянута рука (Наташа всегда так делала при нашей встрече!), собрав в кулак всю силу воли, я коснулся холодной ладони. И тут же отпрянул назад! Я дышал полной грудью, пытаясь ухватить воздух, еще немного, и готов был упасть в обморок! Вторая моя рука механически нащупала что-то твердое на диване… Книгу Станислава Лема «Солярис», где повествуется о том, как неведомый инопланетный разум Океан воскрешает мертвых родственников астронавтов. «Солярис» – единственная вещь, которую я читал после гибели Наташи. Читал и, заливая слезами страницы, мечтал, что Океан услышит меня и вернет Наташу. Но теперь она здесь! Я сплю! И должен проснуться! Я щипал себя, раздирал кожу до крови: «Исчезни! Исчезни!»… Она по-прежнему сидела напротив, лишь во взгляде появилась грусть. - Ты нервничаешь, Виктор … Что-то случилось? - Случилось? Нет, все в порядке! – я и сам не узнавал свой голос. - Знаю, ты скучал, ждал меня. Я пришла. Я хотел ей сказать, что ждал настоящую Наташу, но испугался. Как отреагирует неведомый фантом на мои слова? Я уже рисовал себе картины, что фантом злится, меняет обличье, превращаясь в мерзостное чудовище. И даже не сразу отреагировал на участливый вопрос «Наташи»: - Ты не болен? Шея одеревенела, я с трудом покачал головой. Тогда взгляд собеседницы стал лукавым: - Ты чего-то боишься? - Бо… боюсь? - Уж не меня ли? Ее изумрудные глаза требовали правдивого ответа. Как я любил эти глаза! Не важно, кто скрывается под личиной моей возлюбленной, но обманывать ее я больше не мог. - Ты умерла! В ответ неведомое существо вторично протянуло руку и сказало не допускающим возражений тоном: - Потрогай! Не в силах сопротивляться ее словам, я снова коснулся руки: кожа была мягкой и гладкой, совсем как у МОЕЙ НАТАШИ. - Что это? – шептал я. – Такого быть не может… - Я из плоти и крови и гораздо живее многих ходячих живых мертвецов. Разве мой вид, жесты, интонации голоса не говорят тебе: «Это я, Наташа!» Не веришь глазам, доверься хотя бы чувствам. Я понимал, как опасно доверять чувствам, «голосовать сердцем» - можно угодить в такую западню, из которой не выберешься! Но шумный поток крови стучал в моей голове: «Это она!.. Она!..» Понемногу я начинал верить, что Наташа не умерла, что я ошибся на опознании. Убили другую девушку, а Наташа по каким-то причинам скрывалась. И теперь вернулась ко мне!.. Как она проникла в запертую квартиру?.. У нее был ключ! - …Бедняга, ты забыл закрыть дверь. Хорошо, что воров поблизости не было, - сочувственно промолвила моя гостья. «Вот разрешилась еще одна загадка: я ЗАБЫЛ закрыть дверь!» - Наташа?.. - Наконец-то признал! - Значит ты не?.. Ты вернулась? Но как?.. - Неважно. Главное я здесь. - Ты пришла навсегда? - Нет. Мне скоро придется уйти. - Почему? - Так надо. - Что значит надо? Наташа оказалась тверда: - Это необходимо. Она поднялась, подошла ко мне, запах ЕЕ ЛЮБИМЫХ ДУХОВ приятно защекотал нос. От знакомого аромата я окончательно потерял голову. Я коснулся Наташиных плеч, сначала боязливо (вдруг видение исчезнет!), затем руки скользнули по ее спине, с жаром прижали любимую к груди. Даже если это обман, я готов упиваться им, если адова ловушка, готов сгореть в пламени! - Наташа… Как часто вспоминаю наш последний вечер в том маленьком кафе. Вечер, который не был закончен. - Я тоже вспоминаю! Давай поедем туда? - Сейчас? - Именно сейчас! Вернем потерянное время. - Зачем нам кафе? Останемся здесь. - В то кафе! – Наташа дрожала от возбуждения, заведенная воспоминаниями. Мы выскочили из квартиры и по ступенькам вниз! Она рядом, моя Наташа! О каких-то подвохах, каверзных вещах я и не думал… Слушая странного гостя, Муромцев тайком задался вопросом: он не бредит? Или зачем-то решился на розыгрыш? А может, он вообще сумасшедший? Только откуда узнал про Ксению?.. Как и вначале их встречи Евгений внимательно взглянул Алешину в глаза, ожидая увидеть там проблески безумия. Сейчас в глазах Виктора Анатольевича были страсть, горечь потери, непонимание, но не сумасшествие! - …Машина на ходу? – спросила Наташа. - На ходу. Но кафе ночью не работает? - Работает, - последовал краткий ответ. И я безропотно сел в машину. Опять мы вместе с ней несемся по не засыпающим улицам Москвы. С трассы повернули в переулок, и вскоре оказались перед нашим МАЛЕНЬКИМ КАФЕ. Швейцар у входа посмотрел на меня (именно на меня, а не на Наташу) с некоторым удивлением, которое, как мне показалось, сменилось усмешкой. Непонятная реакция! Однако что-либо выяснять я не стал. - Прошу, дорогие гости, - произнес швейцар с плохо скрытым сарказмом в голосе и открыл дверь. Когда я шепнул Наташе про этот его сарказм, то, к своему удивлению, получил раздраженный ответ: - Не говори глупостей. Мы спускались в подвальчик, и с каждым шагом я ощущал усиливающийся холод, точно хозяева кафе решили таким оригинальным способом выгнать посетителей. У меня уже зуб на зуб не попадал, очевидно, мы здесь будем одни. Но нет, в утопающем в полумраке зале сидело довольно много народа. Наташа взяла меня под руку: - Вон за тем столиком мы были в прошлый раз. Из полумрака выплыла официантка, довольно приятная девушка с немного портившей ее мертвенной белизной лица и замедленными движениями. Наташа сказала ей: - Мы хотим сесть в углу справа, у самого окна. Официантка кивнула и медленно двинулась к столику, я спросил ее: - Почему у вас так холодно? Она взглянула пустым взглядом, ничего не ответив. Я не унимался: - Принесли бы обогреватель, что ли… - Хорошо, - безразлично произнесла официантка. Я, наконец, обратил внимание на посетителей кафе: женщины и мужчины с такими же белыми лицами медленно поворачивали в нашу сторону головы, губы некоторых расплывались в улыбке – то ли зловещей, то ли торжествующей. Странные сегодня здесь посетители! И музыка играет непонятная – заунывная, словно на похоронах. Над нашим столиком тускло горел фонарь, я вдруг сообразил, что и у Наташи такой же бледный цвет лица. И раньше румянец не заливал ее щеки, но сейчас кожу точно присыпали белой-белой пудрой. Странно?.. - У меня с самого утра болит голова, - сказала моя возлюбленная. – Но я приняла лекарства. «Вот в чем причина ее бледности». Официантка с тем же полным безразличием подала меню, однако Наташа даже не стала его смотреть. - Есть «кровавая Мери»? Ее и принесите. - Любимая, нам еще надо выбрать закуски. - Бери себе. - Ты что, решила напиться? - Этим не напьешься, - лицо Наташи стало на удивление серьезным. - Вы тоже будете «кровавую Мери»? – глухим голосом произнесла официантка. - Я бы предпочел мартини. И поесть… цыплята табака?.. Пожалуй, бифштекс. Наташа, все-таки сделай выбор. - Решай сам. - Может и тебе бифштекс? - Хорошо. - Два бифштекса. И не забудьте про обогреватель, а то мы скоро превратимся в сосульки. Стена рядом с нами развернулась, я увидел камин, который вспыхнул сам по себе, точно таинственный невидимка подбросил в него поленья и незаметно поджег. Поленья затрещали, веселые хороводы золотистых искорок запрыгали; я сразу почувствовал себя уютнее. Мне, как и Наташе, хотелось наиболее полно и ярко воссоздать атмосферу того последнего нашего вечера. Однако это было другое кафе, с другими людьми, музыкой, обслуживающим персоналом. Горящий камин растопил ледяной воздух, но не ледяные взгляды похожих на зомби пар, некоторые из которых безжизненно кружились на эстраде. Диссонансом прошлому было и слишком бледное лицо Наташи, знакомый страх снова зашевелился во мне, пелена потихоньку спадала с глаз… Наташа ли это? - Ты больше не боишься смерти? – осторожно спросил я. - Нет. Она не так страшна… От такого «заключения» даже лоб покрывался испариной: откуда она знает, страшна смерть или нет? - …Я просто стала мудрее, люди бояться не самой смерти, а последующей неизвестности. Всегда опасно переступить неведомую границу, но что если спрятанный там от нас мир более сложный и прекрасный и предоставляет нам такие возможности, о которых здесь мы и мечтать не смели? - Что за возможности? – пролепетал я. - Я не всезнайка, – усмехнулась Наташа. – Это может быть познание многих, «вечных» для нашего мира тайн… Ее прервала официантка, которая принесла заказ; худые, точно плети, руки девушки медленно и монотонно освобождали поднос, затем глухой голос произнес традиционные слова: - Приятного аппетита. Я мысленно сравнил нынешнюю официантку с круглолицей розовощекой девчушкой, что обслуживала нас в тот памятный вечер: та девушка была олицетворением жизни, нынешняя напоминала… смерть. Дрожь в очередной раз пробежала по телу… Чтобы унять волнение, я схватил вилку с ножом, начал разрезать бифштекс, оказавшийся на редкость жестким и не слишком хорошо пахнущим. Вкус мяса - отвратительный, то ли животное было очень старым, то ли мне вообще подсунули… мертвечину! («Опять думаю о мертвых!») Б-р-р-р! Я с омерзением отодвинул тарелку. Любопытно, что подобная реакция ничуть не удивила Наташу: она медленно отпивала из бокала свой кровавый напиток и мысли ее, по-видимому, блуждали далеко-далеко. В этот момент она стала удивительно похожей на остальных посетителей кафе. Я ощутил себя в ловушке, захотелось бежать из спрятавшегося под вывеской «Кафе» склепа, от посетителей-зомби, от их лакомства – мертвечины, бежать даже от Наташи. Я начал обдумывать, как это лучше и незаметней сделать? Скажу ей, что надо в туалет и незаметно выскользну из заведения. - Пригласи меня на танец, - вдруг попросила Наташа. Она отсекала пути к отступлению! Я должен был ответить: «Чуть позже, мне нужно выйти», но язык не поворачивался. Подчиняясь чужой воле, я поднялся, поклонился партнерше… Музыка играла очередную траурную мелодию, пары-зомби окружили нас плотным кольцом, звучала песня, в смысл ее я особо не вдумывался, там было что-то про черную гору, у подножья которой лежат убитые воины, а над ними кружит и радостно каркает воронье. Наташа прильнула ко мне, положила на плечо голову, как она это обычно делала; мое второе «я» кричало: «Она, она! Все ее движения!». Музыка стала ритмичней, пары задвигались веселей… И все же главный вопрос оставался без ответа. - Где ты пропадала шесть месяцев? Она промолчала, но я не сдавался: - Почему не давала о себе знать? Кто погиб вместо тебя?.. - Виктор … - Ну? - Обними меня крепче. Еще крепче! Ведь это наш ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ. - Почему последний? Куда тебе нужно уйти? - Тсс! – она поднесла палец к губам. – Я не могу ответить на твои вопросы. - Почему?!. - Объяснение даст профессор Евгений Николаевич Муромцев. - Я не знаю никакого профессора Муромцева. - Не важно. Он известный историк, изучает цивилизацию древних славян. Найдешь его по сайту в Интернете. - Что мне ему сказать? - Запомни, но слово в слово… И обязательно сохрани все в тайне. Обещаешь? Я на всякий случай посмотрел по сторонам, пары-зомби кружились рядом, не обращая на нас никакого внимания… - Конечно! - Передай, что Книгой Великой Горы могут завладеть враги. - Что такое Книга Великой Горы? Что за враги? - Он все поймет. А если нет, пусть спросит у Ксении Лопухиной-Снежанской. - Наташа… - Музыка заканчивается, значит, заканчивается и наш танец. Последние аккорды! Слушай их и танцуй! Вместе с завершающим аккордом случилось что-то непонятное, я вдруг заметил, что нахожусь на эстраде один: ни музыки, ни танцующих пар. Я спустился, пошел по залу, с трудом ориентируясь в темноте. Да здесь вообще никого. Кое-как поднялся по ступенькам, начал колотить в дверь, я мало верил, что в этот поздний час меня кто-нибудь услышит и выпустит, но хотелось быстрее убраться отсюда. Повезло! Со стороны улицы послышались голоса, звякнули ключи, с дверью долго возились: отпирали, отключали сигнализацию, потом на пороге появились двое мужчин. Один, довольно респектабельного вида, грозно посмотрел на меня, и закричал второму: - Как он здесь оказался? - Не знаем, шеф, мы проверили все. - Ну-ка, выверни карманы, - приказал респектабельный мужчина. Я понимал, что никто не поверит моему рассказу, поэтому вытащил из кармана мелочь, на которую презрительно посмотрел хозяин. - Шеф, он же пьян, наверное, заснул в туалетной кабинке, - сказал второй. - Да, да, все так и было, - пробормотал я. - Убирайся! – последовал короткий приказ. Не помню, как добрался до своей машины и вернулся домой. - Вот и весь мой рассказ, Евгений Николаевич. Несколько дней я сам ходил как те зомби на танцплощадке. Я пытался и пытаюсь понять: что же это было? Может, я бредил? Однако… - Вы опять остановились? - Простите… Однако я до сих пор слышу ее голос, ощущаю ее дыхание, мы будто бы вновь сошлись в нашем последнем танце, и Наташа настойчиво напоминает данное мной обещание найти вас. - Но я ничего не знаю о Книге Великой Горы. - Она говорила о Ксении Лопухиной-Снежанской… У Муромцева вдруг возникло подозрение насчет незваного гостя. Не подослали ли его силы, с которыми Ксения вела войну? Видимо, это подозрение читалось в его глазах, потому что Алешин сразу забормотал, что, мол, утомил хозяина и пора уходить. Его руки дрожали, поэтому прошла вечность, пока он зашнуровал ботинки, потом еще некоторое время раскланивался и, наконец, ушел. Сначала Муромцев вздохнул с облегчением, но тут же сообразил, какую допустил ошибку. Он ничего не узнал о незнакомце… Только имя! Что даст ему имя? И настоящее ли оно? «Догнать! Разузнать о нем как можно больше!» Муромцев бросился к лифту, которого, как назло, долго не было. Во дворе играли ребятишки, да две молодые мамы мило беседовали, покачивая коляски. Недавнего гостя не видно. На всякий случай Евгений завернул за угол, а вот и Алешин! Сгорбившись, опустив голову, он уныло плелся к автобусной остановке. - Остановитесь, пожалуйста! – закричал Муромцев. В тот же миг из-за поворота вынырнул джип, и, не обращая внимания на дорожные знаки, стремительно помчался вперед. Виктор Анатольевич как раз переходил улицу… Раздался глухой удар, сопровождающийся коротким вскриком жертвы. Джип, как бешеный, помчался дальше. Евгений бросился к Алешину, тот лежал без движения, пульса не было… Муромцев догадался, что произошло. - Скорее сюда! – кричал он. – Это убийство. Я видел… Проклятье, он не запомнил номер джипа!